Публицистика

    В мае 2011 года сполнилось 100 лет с того дня, как профессор Технологического института Борис Розинг публично продемонстрировал потрясающий воображение опыт. На крошечном экранчике вакуумной электронно-лучевой трубки впервые в мире появилось неподвижное изображение из четырех бледных полос на черном фоне. Однако создание им предтечи кинескопа не только проложило дорогу современному телевидению, но и открыло, как это сплошь и рядом бывает, очередную драматическую страницу в истории науки.

    Решение проблемы визуализации телевизионных изображений профессор Розинг нашел, конечно, гениальное. Он приспособил для этого сконструированную еще в 1897 году немецким физиком Карлом Фердинандом Брауном электронно-лучевую трубку для осцил­лографа, с помощью которой можно было наблюдать быстропротекающие электрические процессы.

    Однако в трубке Розинга электронный луч чертил уже не одну строку, как у Брауна, а целый набор строк, образующих светя­щийся экран. Кроме того, в свою трубку питерский профессор ввел дополнитель­ный электрод, к которому подводится сигнал от передатчика. Бла­годаря этому изменялась интенсивность электронного луча, а значит и яркость отдельных участков изображения.

    Сам Розинг, как ни печально, не довел свое изобретение до логического конца: уж больно бурное время было колыбелью телевидения. Вскоре разразилась первая мировая война, потом – гражданская, так что возобновить свои исследования ему удалось лишь в 1924 году по возвращении в Петроград. Несмотря на популярность тогда альтернативного пути – создания оптико-механического телевидения, Борис Леонидович считал его бесперспективным, утверждая, что задачу «дальновидения» удастся решить, лишь применяя электронные трубки как для передачи, так и для приема изображений.

    Но где пророки в своем отечестве?.. Лучшие умы упорно создавали в столицах аппаратуру, работающую по механическому принципу развертки изображения. И все же первые последователи Розинга, одержимые идеей полностью электронного телевидения, обнаружились уже спустя год, осенью 25-го – на далекой окраине СССР, в Средней Азии…

    ...Мой отец, в прошлом царский офицер, активно участвовавший в создании Красной Армии, вернувшись с гражданской, где успел повоевать на Туркфронте с белоказаками Семиречья, басмачами Ферганской долины и даже с англичанами в Закаспии, редактировал тогда в Ташкенте всевозможную научно-популярную литературу. Кто только не приходил в Госиздат! Несметное, вспоминал часто папа, число пустых прожектеров тащило пуды своих завиральных опусов, тщась их издать.

    Однако встречались в этом потоке люди и весьма дельные. Так они познакомились с лаборантом Среднеазиатского государствен­ного университета (САГУ), талантливейшим изобретателем Борисом Грабовским, имевшим при этом лишь среднетехническое образование, и его друзьями-соратниками – инженером Виктором Поповым и преподавателем физики Николаем Пискуновым.

    Насколько я знаю, эти энтузиасты так и не написали книжку, с идеей которой и приходили к отцу, – все их время и силы в условиях тогдашней острой нехватки материальных средств, вспомогательной аппаратуры и приборов поглощало практическое воплощение гениальной идеи профессора Розинга о полностью электронном телевидении, которым стал изобретенный ими «радиотелефот». Надо сказать, правительство Узбекистана поддерживало их и неплохо субсидировало исследования и эксперименты. Заказам для телевизионной установки была открыта «зеленая улица» на предприятиях и в лабораториях Ташкента. Их выполняли металлисты Ташкентского завода имени Ильича, специалисты из лабораторий университета, слесари мастерских Среднеазиатского округа связи. А знаменитую передающую трубку «телефота» делали на ленинградском заводе «Светлана».

    И вот в конце июля 1928 года друзья-изобретатели пригласили моего отца среди нескольких других сочувствовавших им представителей ташкентской интеллигенции в здание округа связи. Передающую трубку они установили в одной комнате, а приемную – в соседней. И вскоре все обомлели...

    В тот день специальная комиссия под председательством профессора САГУ Николая Златоврацкого записала в официальном протоколе, что 26 июля 1928 года в 13 часов утра был произведен опыт с приборами для передачи движущихся изображений на расстояние. На экране приемника появилось изображение человека, который снимал и надевал фуражку, брал в руки разные предметы. И хотя изображение было еще низкокачественным, все же в нем можно было узнать одного из изобретателей.

    Правда, папа и другие свидетели того события, бывавшие в нашем доме уже при мне, в 50-х, да и сам Борис Павлович Грабовский, приезжавший из Фрунзе (ныне Бишкек), где он провел последние десятилетия своей жизни, вспоминали это немного иначе. Первым изображением, ожившим на телеэкране, была рука Лиды Грабовской – жены Бориса, которая шевелила пальцами перед передающей трубкой в соседней комнате. Так что первый в мире след от руки человека на экране полностью электронной телевизионной системы, был именно женским.

    Прошло чуть больше месяца, и 4 августа, несколько изменив схему, опыты повторили еще раз – на сей раз прямо в городской гуще. И вот на зеленоватом экране диаметром 12 сантиметров все увидели перекресток центральных ташкентских улиц – Ленина и Карла Маркса с идущими по ним прохожими и проезжавшим вдали по Самаркандской трамваем.

    Но это было позже, а осенью 1925 года Грабовский с соавторами – Поповы и Пискуновым встретился в Ленинграде со своим кумиром – Борисом Розингом. Тот ясно увидел заметное отличие их изобретения от собственного проекта и не скрывал восхищения:

    – Дорогие вы мои... Да вы сами-то понимаете, до чего додумались?!, – воскликнул он, выслушав троицу молодых изобретателей, как вспоминал сам Борис Грабовский.

    В кабинет, где они сидели, заглядывала изумленная жена Розинга. Борис Львович, вообще-то не склонный к столь бурным проявлениям восторга, обнимал и целовал странных посетителей — смахивавшего на купца здоровяка, щеголеватого инженера и еще одного, утонувшего в огромных сапожищах.

    – Завтра же патентовать!

    И 9 ноября 1925 года в Комитет по делам изобретений и открытий СССР, находившимся тогда в Ленинграде, поступили описание и схема предложенной Грабовским конструкции. Три года в Комитете сверяли заявку со всем, что было сделано до тех пор в мировой технике в этой области, и только в 1928 году выдали патент на аппарат для электрической телескопии системы Грабовского, Пискунова и Попова. Проект радиотелефота, что особо отметил Розинг, давший на него одобрительное заключение, был составлен весьма тщательно и подробно.

    А потом были те самые триумфальные первые ташкентские демонстрации настоящего телевидения «по Розингу», о которых я уже рассказывал. Однако изобретателям «телефота» в историю телевидения как его создатели, войти не удалось.

    Когда они повезли свои приборы в Москву, чтобы показать ученым, чего достигли, случилась темная история. Следовавшая в багажном вагоне аппаратура прибыла в столицу вдрызг разбитой: одни осколки стекла да каркасы – и показывать оказалось нечего. Правда, благодаря поддержке председателя ЦИК УзССР – «всеузбекского старосты» Юлдаша Ахунбабаева, к которому обратились из столичного постпредства Узбекистана, спустя какое-то время приборы заново изготовили за валюту в Германии.

    Но тут стали подозрительно стали волокитить чиновники от науки, «потерявшие» папки с документацией «телефота». А без документов ташкентских последователей Розинга они объявили чуть ли не аферистами и жуликами. Среди историков телевидения стойко держится предположение, что бесценные документы Грабовского попросту сбыли за границу.

    А Борис Розинг вновь поддержать Грабовского уже не мог – он был репрессирован и жил в Архангельске, где умер в 1933 году. От всех этих бед Борис Павлович надолго слег, а потом и вообще благоразумно «сошел с дистанции». Радовался, что хоть остался жив: в 30-х под каток репрессий, помимо Розинга, попали почти все пионеры российского телевидения. И на этом «безрыбье» в его «отцы» выскочил в США пресловутый Зворыкин...

    Борис Павлович тихо продолжал изобретательскую деятельностью в Киргизии, больше не заикаясь о своем злополучном «телефоте», но боль в душе не проходила. Помню, когда он впервые уже при моей жизни появился в нашем доме, кажется, в 1956 году, папа сказал мне:

    – Помнишь, в прошлое воскресенье мы смотрели у тети Кати с дядей Мишей телевизор (тетка с мужем только что купили тогда КВН с огромной линзой, наполненной дистиллированной водой)? Так вот его изобрел Борис Павлович!

    – Да нет! – выпалил я с детским простодушием. – Они же купили его в универмаге – я сам слышал!

    Все засмеялись, а Борис Грабовский, тоже криво улыбнувшись, поник:

    – Ну вот, пожалуйста: устами младенца глаголет истина…

    Ну, и пусть энциклопедии признают «отцом» телевидения другого человека: Розинга и Грабовского до сих пор помнят и знают им цену – ведь на самом-то деле современное телевидение родилось ни в какой не в Америке, а в нашем с вами Отечестве – ровно сто лет назад.